"Я хочу быть удобной. Удобной для всех, с кем имею дело. В каждый конкретный момент времени. Делать максимум из того, на что я способна".
Звучит жутко, не правда ли? А ведь когда-то это были мои самые искренние мысли. Я в это верила, и в итоге это стало одним из самых сложных уроков жизни - впрочем, вполне вероятно, что впереди ждёт что-то посложнее. Ничто не поздно, пока человек жив, но это я отвлеклась.
Позиция жертвы была моей входной точкой в треугольник Эрика Берна, и долгое время я её не замечала. Ещё в детстве мама частенько мне говорила: "Ты на любую мелочь огрызаешься, будто тебе прищемили хвост!" - и после я тянула это сквозь все свои отношения с людьми уже далеко за пределами родительского дома.
Кажется, противоречивый образ удобной девочки, которая на всё огрызается? Но это лишь две стороны одной медали: заслужить похвалу, стать нужной и желанной, чтобы не приходилось ежесекундно защищаться. А пока не чувствуется той самой заветной любви и принятия - огрызаться, отшучиваться и цинично сплёвывать.
Думаю те, кто читал мой роман "Круг замкнулся" узнали, о ком я говорю. Рани. Как бы это ни было парадоксально, но это моя любимая героиня. И о ней я пишу о первой. Сказать честно, даже для меня самой это удивительно. Я хотела писать о спасателе-Стеле, а пишу о ней. Должно быть, она заслуживает этой моей любви, которой так и не получила в тексте. Ей досталась тяжёлая доля нести мою "тень", и она справилась. Моя маленькая циничная девочка, которая всего лишь хотела быть любимой - но не тем. Но она не искала этой любви, а наоборот кусалась и замыкалась, чтобы не быть обузой и быть удобной. Стел никак не мог её понять, но очень хотел спасти. И не любил.
В контексте всего романа их отношения, вроде бы, не так важны. Я даже слышала пару раз в отзывах, что Рани - функция, необходимая для развития характера Стела. Я молча улыбаюсь в ответ на такие слова - да, кому-то в этой линии вовсе (почти) не видно романтики и любви, и для них это может выглядеть иначе. Но так же есть люди, которые считывают то, что мне хотелось вложить в их безнадёжную и болезненную недолюбовь.
И если хотя бы одному человеку в мире отзовётся эта история и поможет прочувствовать ужасающую тщетность стремления быть удобной и жажды по определению невозможной любви - значит, я писала о них не зря.
И напоследок кусочек текста:
— Иди сюда. — Стел приподнял одеяло. — Не мёрзни.
Она взглянула на него поверх языков пламени, и на дне её болотных глаз всколыхнулась знакомая муть. Стел осознал, как странно звучит его приглашение и смутился:
— Не бойся. Я на самом деле не хочу, чтобы ты заболела. Сейчас согреемся и пойдём спать.
Рани усмехнулась, прикрыв глаза — горько так усмехнулась, Стел даже облизал губы, чтобы убедиться, что на них нет вкуса полыни от её улыбки.
— Я не этого боюсь, — покачала она головой и послушно скользнула к нему под бок.
Укутав её одеялом, Стел провёл рукой по холодному плечу и худым рёбрам. Она свернулась клубком и вжалась в него изо всех сил. Потрескивали поленья в костре, отплёвываясь снопами искр. Шелестели длинные листья на бесчисленных ветвях старой ивы. И мерещились вздохи, шёпоты и голоса.
— А чего ты боишься? — негромко спросил Стел, стараясь не шевелиться.
С Рани творилось нечто странное — нечто, чего он добивался так долго. Но именно сейчас, когда она вдруг перестала щетиниться и кусаться, когда она добровольно приникла к его плечу и замолкла — именно сейчас у него не было сил даже думать, опустошение накрыло с головой, не оставив ничего.
— Что наступит утро, — едва слышно пробормотала она.
— Утро? — Он попытался заглянуть ей в глаза, но она смотрела в огонь, опустив голову.
— Утро, — подтвердила она и прижалась ещё сильнее, хотя это казалось невозможным.
— Я не исчезну утром, — осторожно шепнул Стел, не понимая, что она на самом деле хочет сказать. — И я не брошу тебя — я помогу тебе вернуться в город или куда захочешь. Не бойся.
Она тихонько усмехнулась, и челюсть Стела вновь свело невыносимой горечью.
— Глупый, — хмыкнула Рани ему в подмышку.
Стел закрыл глаза и прижался губами к её виску.