Небо опоясывала радуга. Лиа открыла глаза, и улыбка беспричинной радости коснулась уголков губ. В этот миг ореол мечты обрел очертания и смысл: Лиа будет рисовать Радугу.
Объемное небо искристо смеялось над метаниями юной художницы, посыпая солнечными брызгами спелые ягоды земляники, острые оранжевые лепестки ноготков, деловитых полосатых ос, собирающих янтарный мед в древесные ульи и сочную зелень подлеска.
Лиа замерла, порезав руки об острую высокую траву. В голове еще слышался звонкий надменный смех. Наивные васильки склоняли синие личики под тяжестью утренней росы. Пронзительный аромат ежевики вязал рот густым фиолетовым соком. Не хватало лишь одного цвета — самого волшебного, легкого, живого и недостижимого — небесно-голубого. Лиа запрокинула голову — летние облака беззаботно купались в бескрайнем просторе. Солнечные лучи, исполосовавшие дальние выси, ласково потянулись вниз и коснулись сердца. Сладостная боль сжала грудь и взорвалась оглушительным фейерверком, затмевая весь мир.
Лиа влюбилась. Лиа поверила в небо.
Она не могла думать больше ни о чем другом — лишь бы коснуться огромного чуда над головой, зачерпнуть сияющую сказку маленьким серебряным ведерком и соткать полноценную радугу абсолютно счастливой жизни.
Но небо было недостижимым. Сколько ни любовалась она его отражением в прозрачных струях ручья, сколько ни запрокидывала голову, стремясь раствориться в бледной синеве, сколько ни тянулась ввысь изо всех сил — оно не становилось ближе ни на вдох.
Время шло.
Полосатые пчелы и дружелюбные васильки убеждали, что Лиа совершено счастлива. У нее все есть — стоит лишь оглянуться вокруг и вдохнуть полной грудью пестрый аромат настоящей жизни!
И однажды Лиа сдалась. Она выбросила с подоконника все ведерки, которыми мечтала зачерпнуть немножечко неба, опустила глаза к земле и никогда больше не заглядывала вверх. Даже украдкой. Даже ночью, когда небо чернело и замыкалось в себе, глаза Лии больше не впитывали мерцающий свет падающих звезд, а губы больше не были солоны от слез.
Лиа и сама поверила, что счастлива, что ее радуге вполне достаточно шести цветов.
И тогда небо разрыдалось. Не легкий слепой дождик, приправленный солнцем, не светлая осенняя грусть. Нет. Небо рыдало неистово, безудержно, слепо и бесконечно.
Просто кто-то должен пожизненно верить в небо.
Лиа старалась не замечать. Но она не могла почувствовать ни одного запаха, кроме запаха грозы, она не могла увидеть ни одного цвета, кроме беспросветного черного отчаянья неба.
Лиа не выдержала и вновь запрокинула голову. Небо бушевало. И Лиа полезла на самую высокую гору в окрестности. Ветер хлестал обнаженные ноги и плечи, пересохшая влажная трава резала кожу до крови, дождевые потоки размывали глину и щекотали спину. Но Лиа упрямо лезла все выше и выше.
В мертвенном свете молний, на вершине мира, вымокшая насквозь Лиа разрыдалась небу в ответ:
— Я верю в тебя! Я все еще верю в тебя! Я люблю тебя!
Небо не слышало и продолжало бушевать.
А Лиа все плакала и плакала, пока усталость не сомкнула ей веки и не уложила на острые камни.
Лиа открыла глаза. Небо опоясывала радуга. Небо улыбалось. Солнечный взрыв в груди рывком поднял Лию на ноги. Она расхохоталась:
— Я верю в тебя! И ты веришь в меня!
Вокруг вновь жужжали пчелы, пахло росой, медом и жизнью. Лиа поднялась на цыпочки и потянулась кончиками пальцев к небу. Мир замер в страхе и ожидании.
— Я все-таки хочу прикоснуться к тебе… — прошептала Лиа.
Но какой бы высокой ни была вершина, небо было выше. Лиа сделала несколько шагов назад, задержала дыхание, попросила прощения у мира, разбежалась и прыгнула вверх.
Падение было стремительным, страшным и неотвратимым. Лиа не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться, ни взглянуть на небо в последний раз. Она успела лишь подумать: "Быть может, так даже лучше..."
Но упругие ветви добросердечных деревьев не дали ей разбиться насмерть. Самым жутким оказалось то, что она осталась жива. Небо не приняло ее. Мир осуждающе гудел, свысока глядя на искалеченную Лиа. И даже земляника пахла как-то обиженно.
Лиа сидела на земле и не знала, что будет дальше.
Как она будет жить?
Как выпросит у мира прощения?
И нужно ли ей это прощение?
Сможет ли когда-нибудь вновь поднять к небу глаза?
Сможет ли пожизненно верить в него?
Прыгнет ли вновь?
Над головой сияла радуга. И где-то на другом краю неба другая девочка открыла глаза, и улыбка беспричинной радости коснулась уголков губ. В этот миг ореол мечты обрел очертания и смысл: она будет рисовать Радугу.