Джек Керуак «Бродяги Дхармы» — эта книга лет пять болталась в моём списке «когда-нибудь прочитать». Даже не помню, как она туда попала, но звучала притягательно, и я точно знала, что однажды её прочту.
Последний год я не читала. Совсем. Нет времени — это, конечно, отговорка, честнее сказать: нет сил, мотивации. Нет свободы позволить себе такую роскошь — читать.
Бродяги Дхармы — лекарство для каждого, кому не хватает свободы. Игристое, лёгкое, возбуждающее, со странноватым привкусом, неизбежном в любом лекарстве, текучее, плавное, чуть хмельное — его можно выпить залпом за пару вечеров или принимать размеренно, по стакану за завтраком и обедом. Лекарство однозначно работает.
Главный герой Рэй в последней главе так и говорит, что его предназначение — дарить людям свободу. И он прекрасно справляется.
Сюжета в драматическом смысле этого слова в книге нет — и не нужно. Ты просто запрыгиваешь в товарный вагон и мчишься сквозь Америку пятидесятых годов, ночуешь на пляжах, читаешь стихи, медитируешь, пьёшь вино — много вина! — и китайский чай. В тонких тряпочных тапочках штурмуешь вершины, греешься на морозе в тёплом спальнике, твои глаза ослепляют снежники, и ты становишься на голову, чтобы убедиться в иллюзорности этого мира.
А мир в этой книге живой, размашистый, диаметральный, как букет полевых цветов в ржавой консервной банке, залитый закатным солнцем. Можно опуститься на самое дно мексиканских притонов и раствориться в звоне ночного неба — всё по-настоящему.
В предисловии сказано, что рукопись была написана без единого знака препинания на рулоне бумаги — и читается она точно так же: на одном дыхании. Настолько образный, чёткий и ёмкий язык, что им наслаждаешься, упиваешься и можно читать только ради него.
«Мы шли дальше, и мне невероятно нравилось, какой у этой тропы бессмертный вид, как уже перевалило заполдень, и как поросший травою склон холма, казалось, весь окутан древней золотой пыльцой, как жучки кувыркаются над камнями, как ветерок вздыхает в мерцающих танцах над нагретыми валунами, и как тропа вдруг заводит в прохладную тень от больших деревьев над головой, и как свет здесь глубже.»
«Но приходила ночь, а с нею — горная луна, и озеро заливал лунный свет, и я выходил наружу и сидел в траве, и медитировал, обернувшись лицом к Западу, желая, чтобы во всей этой безличной материи где-нибудь оказался какой-нибудь Личный Бог.»